Кто то должен делать эту работу (часть 8)

ПО СПРАВЕДЛИВОСТИ

Как сейчас помню первый в нашей стране экономический кризис 1998-го. Многих тогда нахлобучило не по-детски. Но были и такие, кто неожиданно сумел извлечь выгоду из незнакомого и загадочного слова «дефолт». Я, например, существенно дешевле купил квартиру, но время расска зывать про это пока не пришло. Работал я тогда в серьезной газете «Финансовые известия». И как раз в начале осени, читай в разгар кризиса, собирался на Парижский автосалон. Тут звонит секретарша Настя и сообщает, что меня вызывает главный редактор. Дмитрий Александрович общался в тот день с подчиненным как-то особенно ласково, по-отечески. Оно и понятно: задание ведь оказалось ответственным и секретным. Вышел я из кабинета начальника с семью кредитными картами и ПИН-кодом к каждой из них. Задание состояло в том, чтобы спасти хотя бы частично зависшие на кредитках суммы. В Москве да и на всей одной шестой части суши красивые железные ящики уже пару недель клиентов просто посылали, а за границей, как говорили злые языки, какие-то деньги еще можно было вытащить. И вот я в Париже. Освободился пораньше и со стопкой кредиток отправился навстречу приключениям. Меня предупредили, что в банкоматах есть камеры, поэтому каждую новую карточку надо «отоваривать» в новом месте. Иначе могут возникнуть подозрения. На семь карт времени ушло не много. Думаю, около часа. Все-таки в Париже в банкоматах недостатка нет. С некоторых пластиковых прямоугольников удалось снять больше, с других меньше: бездушные «кэш-машины» выдавали несколько купюр, а потом прекращали обслуживание. Так или иначе, я снял довольно приличную сумму во франках, эквивалентную примерно трем тысячам долларов. И с этим богатством устремился в отель. С математикой я всегда дружил как-то не очень. Вернее, я с ней дружил, а она  меня игнорировала. И вот, сидя на широкой отельной кровати, молодой автомобильный журналист пытался решить вроде бы простую задачку: с какой кредитки сколько снято денег. Дело в том, что в спешке чеков я не брал – не до того было. Просто комкал их и выкидывал с глаз долой. То есть, с одной стороны, мы имеем семь карточек, с другой – кучу франков. И как теперь понять, кому и сколько должен? Для решения сложнейшего уравнения был применен единственно верный в данной ситуации ненаучный метод личной симпатии. Кого-то из тех, кому принадлежали карты, я знал лучше, кого-то хуже. Короче, разделил, как посчитал нужным. По справедливости. Ведь в тот день я и был воплощением справедливости! Моего возвращения в редакцию некоторые высокопоставленные сотрудники ждали как никогда. В глазах этих некоторых читался простой и в то же время важнейший вопрос. Сколько? И я был к этому вопросу готов. Еще в парижском отеле я «справедливо» разделил выручку на семь не совсем равнозначных частей – не мог же я всем отдать одинаковые суммы! Это вызвало бы дополнительные вопросы. Эффект превзошел все ожидания. Меня не просто благодарили, меня боготворили. Некоторые из осчастливленных норовили не только обнять, но и поцеловать в щечку. Естественно. Справедливый человек всегда вызывает одобрение у сослуживцев!

 ОЧЕНЬ ДОВОЛЬНАЯ ПТИЦА

…Мы снова в Поднебесной. Местная переводчица сказала, что зовут ее Лиля. Конечно, на самом деле она в лучшем случае Ли, но азиаты, работающие с русскими, придумывают для себя наши имена. Лиля была пухленькой вечно улыбающейся коротышкой. Из всей группы сносно понимала лишь меня, и, когда говорил кто-то другой, она тихонько просила меня повторить. – А сколько нам еще ехать до Авиационного музея? – Стё он сказал? – Он спросил – сколько ехать до Авиационного музея. – Два часа. Ехать до музея, в который черт нас дернул попроситься, было действительно долго. От нечего делать стали травить анекдоты. Рассказывали и ржали. Лиля слушала с напряжением, а потом задала вопрос: – Посему смеяться? – Это анекдоты… – Стё? – Анекдоты. Это такие смешные истории. Неожиданно Лиля спросила: – Про китайцев есть? – Есть. – Какие? – В океане затонула китайская подводная лодка. На поверхность всплыл деревянный каркас и три тысячи весел. Мы опять заржали. Лицо переводчицы оставалось каменным.

– У нас тоже есть анекдот. – Правда? Расскажи! – Хорёсё. Летит очень довольная птица. Ей стё-то сказали, она упяла и погибла. Хи-хи-хи… – А что смешного? У Лили начиналась истерика. – Хи-хи-хи, хи-хи-хи… Она не могла остановиться. – Чего смешного-то? Ну скажи, чего смешного? – А ей сказяли, чего ты такяя довольняя? У тебя все видно. Хи-хи-хи… – И что? – Хи-хи-хи… Допрос с пристрастием, во время которого девушка то без удержу смеялась, то густо краснела, дал результат минут через двадцать. Выяснилось следующее. Летела очень довольная птица. Ей сказали: «Почему ты такая довольная? У тебя же все видно». Любому китайцу понятно, что речь идет не просто о птице, а о птице-женщине. А видно не что иное, как ее женские прелести. Понятно, птица прикрывает причинные места крыльями – не позориться же перед населением! А раз крылья сложены, то и махать нечем. Смерть неизбежна. Для тех, кто в танке, сообщаю: это очень смешной и пошлый китайский анекдот!