Кто то должен делать эту работу (часть 1-2)

– Кто-то должен делать эту работу… Эти или почти эти слова как-то печально произнес коллега Громский, прихлебывая «Клико» и загадочно глядя с шезлонга в горизонт то ли Средиземного, то ли Адриатического моря. – М-да… Закивал в ответ Игорь Насекомов, пытаясь без ножа разорвать упругое тело зарубежного арбуза. – М-да, м-да… Подтвердил Андрей Цыпульский, закутавшийся в простыню и желавший этим вечером походить на древнего грека. Запомните этих персонажей – в книге они больше не появятся. Однако картина, наблюдавшаяся несколько лет назад на пляже в Малаге (а может, в Валенсии), является достоверным слепком жизни так называемых автомобильных журналистов. Мы – семья. Веселая и сплоченная семья автожурналистов, которая начала складываться после того, как журнал «За рулем» перестал быть единственным автомобильным изданием страны. Автомобильная тема, как-то крадучись, проникла в телевизоры и радиоприемники, на страницы газет и журналов, в Интернет. С востребованностью темы появились довольно странные люди, которые принялись остервенело удовлетворять возникший спрос на автоинформацию. Мы – разные и одинаковые, грустные и веселые, талантливые и бесталанные. Но мы представляем собой единое целое, если хотите, единый организм, обожающий свой бесшабашный образ жизни. Одну девушку, которая претендовала на должность PR-менеджера в компании Ford, спросили: «Вы можете много пить, курить и не спать?» Она не могла – ее не взяли. Мы же – автожурналисты – давно привыкли к странному коктейлю из похмельного синдрома и адреналина, выделяющегося в результате отчаянной езды по дорогам и бездорожью, островам и материкам, суше и воде, полигонам, аэродромам и прочим странным местам, куда обычным гражданам путь заказан. Каждый из нас живет в двух не пересекающихся мирах. В командировках мы летаем бизнес-классом, довольствуясь в отпусках демократичным экономом. Когда моя жена во время прогулки по Вене увидела интерьер пятизвездочного отеля, оформленного то ли в стиле барокко, то ли рококо, с ней случился легкий, но довольно продолжительный ступор. Короче, в наш «Ананас» она отказывалась возвращаться до позднего вечера. А что говорить о ресторанах… Нас водят только в такие, где запросто встречаются Пьер Ришар или, на худой конец, какой-нибудь бывший американский президент. В другой жизни, не менее заманчивой, мы запросто трескаем каштаны, пожаренные конголезцами на площади Трокадеро.

В этом скромном произведении я умышленно не называю марки и модели автомобилей, которые мы испытываем в многочисленных командировках. Человеческая жизнь значительно длиннее жизненного цикла даже очень хорошей машины. Да и истории с людьми происходят гораздо более удивительные. Несомненная ценность этих рассказов заключается в том, что все описанное здесь происходило на самом деле. Моя же задача состояла лишь в тщательном запоминании с последующим изложением на бумаге. Все написанные мною истории можно с уверенностью считать правдой, только правдой и ничем иным, кроме правды. Почти…

АМЕРИКА

Еще в самолете, подлетавшем в конце прошлого века к Детройту, Америка представлялась сказочной страной. В голову беспардонно лезла песня о рваных джинсах, и возникало предвкушение невероятного. Действительность, как часто бывает, превзошла ожидания.

БЕЛЫЙ ДЬЯВОЛ

Дорога из аэропорта проходила по местам, которые сильно походили на наихудший вариант дальнего Подмосковья. Где же этот Детройт? Где небоскребы? В конце концов, одноэтажные халупки все-таки закончились – начался большой город. На подъезде к отелю электронные часы на крыше показывали семь часов «пи-эм».

Не много, хотя если учесть многочасовую разницу во времени и перелет тремя самолетами, то кажется по-другому. Именно так, по-другому, показалось моим коллегам, которые бесстрашно отправились навстречу неизвестности, то есть спать. Но меня Морфей одолеть не смог. Не время спать – я ж в Америке! С первых шагов идеально прямые улицы Детройта производят мрачное впечатление: небоскребы, битое стекло и со скрипом раскачивающиеся вывески. Не хватает только людей. Их не то что мало, их нет вообще. Ни одного! Нигде! Я шел по пустынной улице минут двадцать, время от времени натыкаясь на наглухо закрытые бары. На дверях – решетчатые жалюзи, которые для верности обмотали цепями, а те, в свою очередь, скрепили настоящими амбарными замками. Устав от бесплодных поисков, повернул назад. Может, сегодня финальный матч «Детройт Ред Уингс»? Куда, блин, подевалось население? До моего многоэтажного отеля оставалось метров двести, как вдруг впереди мелькнула сгорбленная фигурка. Это была негритянка, не по погоде одетая в легкую куртку. Низко опущенная голова прикрыта капюшоном. Быстрыми шагами она приближалась навстречу. Вдруг, почувствовав какое-то движение, афроамериканка подняла голову. На секунду наши взгляды встретились. «Белый дьявол, о боже, белый дьявол!» – было написано в ее полных ужаса глазах. Дальше произошло неожиданное. Девушка истошно завизжала, а потом, перебежав улицу, исчезла из виду. Кто дьявол? Я дьявол?! Веселое местечко… Наутро я задал страшно интересовавший меня вопрос осведомленным людям. – Почему вечером так безлюдно? – А ты что, выходил после семи на улицу? – Ну, выходил, прогуляться, пивка попить… – Пивка?! А почему тебя не убили?

ОПЯТЬ БЕЛЫЙ ДЬЯВОЛ

В Америке все время происходят техногенные катастрофы – то самолет разобьется, то из-за пустякового снегопада на неделю парализует все движение, то электричество во всем городе отключат. Да, да, именно электричество. Свет в нашем отеле, что расположен в местечке Дирборн под Детройтом, отключили днем. Через час нас увезли на презентацию, затем – ужин. Обратно вернулись в темноте. Подойдя к своему номеру, я обнаружил, что дверь открыта. Заглянул – все понятно. Там с зажженной свечой убиралась толстая черная горничная в пикантном белом переднике. Она стояла спиной и что-то мурлыкала себе под нос, тщательно подметая пятачок перед письменным столом. Несколько бесшумных шагов по ковру сократили расстояние до метра. Не произнося ни звука, я положил руку на плечо уборщицы. Она резко повернулась и завопила. Ее лицо, на котором играли блики горящей свечи, выражало первобытный ужас. Я не стал ни извиняться, ни успокаивать. Она тоже решила не испытывать судьбу и, подхватив швабру, быстро исчезла в дверном проеме. Истеричка!

ДОКТОРСКАЯ КОЛБАСА

Вот за что уважаю американцев, так за умение делать хорошую мину при плохой игре. Надуют щеки, улыбаться будут белоснежными зубами и обертку такую красивую, такую блестящую принесут – все деньги отдать хочется. И отдаешь кровно заработанные, а потом жалеешь, локти кусаешь. Повезли нас вечером в греческий ресторан. На пороге встречал владелец заведения, который сразу же сообщил об уникальной исторической ценности, имеющейся в подсобном помещении. Пошли. Мужик завел… в душ. Вот, говорит, любуйтесь. Стоим перед кафельной душевой кабиной, любуемся, но точно не знаем чем. Задаем вопрос о предмете неимоверной гордости. Ресторатор с досадой (типа понаехала деревня) указывает на массивную трубу с двумя кранами и на лейку, из которой в каждом приличном душе должна литься вода. «Этому устройству, – говорит, – сто лет». Мы, конечно, языками защелкали, чтобы потрафить греческому американцу, а лично я про Питер вспомнил, где сантехника в историческом центре со времен Петра не менялась. Осмотр древнего душа подействовал сильнее аперитива – аппетит проснулся страшный. Заходим в зал, где ужинали и другие люди, которые в большинстве случаев заказывали самое крутое блюдо, как потом выяснилось, за 25 баксов – дикие деньги в Америке. Заказывали и отвлекались разговорами. Официант тем временем подкрадывался сзади со сковородкой, подносил оную к уху клиента и чиркал зажигалкой. Сковородка тут же воспламенялась. Затем гарсон мощно задувал горящее блюдо, после чего кусочки чего-то аппетитного подавали к столу. Каждый новый поджег оказывался неожиданным. Каждый посетитель становился жертвой огненного розыгрыша и посмешищем для соседей. Дошла очередь и до нас. Почти все мы тоже заказали диковинное блюдо. Потом официант по сложившейся традиции напугал каждого. Настала пора дегустации. Я видел, как преображались лица коллег во время употребления кусочков со сковородки. Сначала физиономии выражали ожидание чего-то необыкновенного, ожидание сменялось удивлением, на смену которому приходило выражение просто очень голодных людей. Последовав примеру коллег, я быстро понял, в чем дело. На поверку необыкновенное блюдо оказалось ничем иным, как обычной, поджаренной на сковороде докторской колбасой. Национальное греческое блюдо!

СОТНЯ ЧЕРНЫХ ПОЦЕЛУЕВ

Наутро нашу малочисленную группу привезли на автосалон. В принципе, эта выставка мало отличалась от евро­пейских экспозиций в Париже, Франк­фурте или Женеве. Но было одно но… Время от времени и музыку, и голоса заглушал звук проходящего поезда. От­куда здесь взяться поездам?

Откуда, откуда – с крыши. Действи­тельно, если посмотреть наверх, то можно заметить переплетение ме­таллических конструкций, прямо по которым неизвестный гений проло­жил рельсы. С промежутком минуты в три-четыре по ним с жутким грохо­том проносился поезд, заставлявший замолкать собеседников и прерывав­ший грандиозные презентации.

Когда все стенды остались позади, воз­никло желание посмотреть на дневной Детройт, сравнить, так сказать, с вечер­ним городом. Как вскоре выяснилось, ос­новное население состоит из чернокожих. Бродяги на улицах с какой-то чрезмерной агрессией требуют деньги у время от вре­мени встречающихся белых. И требуют не просто деньги, а именно два доллара. Наверное, доза у них столько стоит.

Единственным памятником, попавшим­ся нам, был монумент боксеру, вернее, не совсем боксеру, а его руке в перчатке. Поистине, изумительное сооружение.

Близился вечер, и нам абсолютно не светило провести досуг в баре отеля, о чем мы поспешили сообщить организаторам поездки.

– Вы джаз любите?

– Любим, любим!

А чего еще отвечать, если очередной вечер вам светит провести в ресторане не самого лучшего отеля.

– О’кей, вечером поедете в джаз-клаб.

– Да хоть к черту на кулички, то есть «сенкюверимач»!

Коллектив, собравшийся насладиться подлинным черным джазом, состоял из четырех журналистов мужеского полу, девочки-пиарщицы и чернокожего водите­ля. Сели в минивэн, поехали. Ехали долго. За окном темно, как у негра в… Простите, останусь политкорректным. Наконец добрались. Перед нами – железный ангар. У нас точно такие используют под рыноч­ные павильоны. Зашли.

Помните реакцию фашиствующих педиков, когда в кафе «Голубая устрицапоявились двое полицейских. На нас смотрели так же. Можно не сомневаться, что сотня местных «баклажанов» никогда не видела такого количества белых в одном месте. Отступать поздно. Тихонько сели за круглый столик, осмотрелись и стали слушать джаз, который представлял собой незатейливую композицию, исполняемую саксофонистом и оператором синтезато­ра. Двое, значит, без ансамбля.

Заказали «Корону». После третьей бутылки мое пиво стало искать дырочку. Чтобы оставить процесс под контролем, я отправился в туалет. Не успел зайти в комнату с надписью WC, как навстречу вышел абсолютно лысый черный гигант, сильно напоминающий Майкла Джордана. На нем – черная до пят шуба из искус­ственного меха, а на груди красовалась золотая тарелка размером со среднюю сковородку. Словно игрок в американский футбол, я попытался проскользнуть мимо. Не тут-то было. Псевдо-Майкл положил огромную руку мне на плечо.

– Уэру ю фром?

– Айм фром Раша.

Через секунду мой нос уткнулся куда-то в район пупка нового знакомого. «За­душить хочет, – пришла в голову вполне здравая мысль. – Рашу, наверное, не любит». Но через пару секунд я понял, что дышать еще могу. Оказалось, меня обнима­ют. Железные объятия вскоре разжались, и пиво воссоединилось с писсуаром.

Остаток вечера прошел без приключе­ний. Пришла пора уходить, но нас ожидал сюрприз. Вместе с нами со стульев встала по меньшей мере сотня черных девочек и мальчиков, девушек и парней, старушек и стариков, которые образовали живой коридор. Тот чувак в туалете оказался местным главарем. Он рассказал всем, что мы – из России. Где находится Россия, им, конечно, неизвестно. Знают в Детройте только одно: Россия – это круто. Мы пош­ли по коридору. Каждый из составлявших живую цепь целовал, обнимал и крепко сжимал наши руки. Сто человек – сто объ­ятий и сто поцелуев.

Я, как и мои товарищи, не расист. В моем классе учились пять ребят из Кон­го, и мы с ними отлично ладили. Но сто черных поцелуев – это чересчур. Первое, что сделал каждый из нас после возвра­щения в отель, это долгий горячий душ. Очень долгий и очень горячий. Где же, черт возьми, эта мочалка?!

БРАЙТОН БИЧ

«А почем у вас соленые огурчики?» – кри­чала бабушка с авоськой уличной про­давщице. И не было бы в этом ничего удивительного, если бы не географиче­ская точка. Точка эта находилась посреди Нью-Йорка в районе, который называют Брайтон-бич.

Оказались мы там по воле случая. Я уже рассказывал, что в Америке часто проис­ходят техногенные катастрофы – то элек­тричество отключат, то самолет разо­бьется, то вообще что-то непонятное. Именно непонятное случилось, когда наша небольшая группа пыталась сделать пересадку в Нью-Йорке на московский рейс. Совсем невежливый дядя сообщил, что у них в аэропорту случился глобаль­ный сбой и улететь мы сможем только через сутки. При этом бизнес-класс нам предложили заменить на эконом. Конеч­но, мы стали возражать, но получили вполне убедительный ответ: «Если не со­гласитесь на эконом-класс, улетите через несколько дней, может, через неделю». Пикантность ситуации состояла в том, что наш багаж, зарегистрированный до Москвы, куда-то улетел (как потом выяс­нилось, в Японию). Другими словами, ни у кого из нас не было ни зубной щетки, ни чистого белья, поэтому задерживаться даже в таком замечательном городе, как Нью-Йорк, не хотелось.

Поселили нас в аэропортовском высот­ном отеле. Окна моего номера выходили на большую автостраду, очень напоми­нающую МКАД. Надо отдать должное авиакомпании, по чьей вине мы застряли в Нью-Йорке, – наутро за нами приехал водитель-экскурсовод. И не просто экс­курсовод, а русскоговорящий Жора из Еревана. Он-то и показал нам большой американский город. Всё видели: и Ман­хэттен, и статую Свободы, и позже разру­шенные террористами башни-близнецы. Во время экскурсии Жора сдабривал свои познавательные рассказы выражениями, свидетельствовавшими о полном прене­брежении к Америке и американцам. На вопрос «Зачем ты уехал?» он говорил, что если ответит на него, то будет вынужден повеситься на ближайшем столбе. «Жора, что у вас интересного в Нью-Йорке проис­ходит?» – не унимался кто-то из нас. «Здесь ничего не происходит – всё в Москве», – мрачно огрызался армянин.

Нашему провожатому выделили по 30 долларов на брата, чтобы прокормить пассажиров-неудачников. Когда время приблизилось к двум, Жора сообщил: «Обедать поедем на Брайтон. Амери­канскую пищу вы есть не будете». Наши слабые возражения действия не возыме­ли. Что ж, Брайтон так Брайтон.

На Брайтон-бич все оказалось по-русски. Вот – ресторан «Москва», а вот – кинотеатр «Одесса». Выходим из микроавтобу­са, который Жора оста­новил возле колбасного магазина. Там на витрине объявление: «Колбаса докторская – два доллара, одесская – два пятьдесят». Внутри – еще смешнее. К прилавку подходит дама:

– Триста грамм доктор­ской, пожалуйста.

– Вам «слайсиками» или «писом»?

– «Писом», будьте до­бры.

Не менее занятное объ­явление на афише кино: «Сеанс состоится в 7 часов p.m.».

Но самое любопытное, что все женщины Брайто­на одеты по моде конца 1970‑х – сапоги на толстой подошве, высокие меховые шапки. Говорят, мода рано или поздно возвращается, но брайтоновским жен­щинам надо еще подождать. Бабушки в тамошних местах до сих пор ходят с авоськами. Где они их берут – не­понятно. Судя по всему, люди в этом месте живут бедно. И одежду они носят ту, что привезли из Совка. Более того, этот Совок они воссоздали с какой-то невероятной точностью, отбив с ору­жием в руках территорию у негров.

Ресторан, где нам предстояло по­тратить авиационные деньги, пред­ставлял собой непревзойденный интернационал. Из телевизора орал Валерий Меладзе, обслуживали нас армянские официантки (землячки Жоры), а заказали мы украинский борщ с пампушками.

Под конец обеда возле ресторанно­го гардероба начал собираться народ. Это оказались жители Брайтона, же­лавшие пообщаться с людьми, только что приехавшими из самой Москвы. Особенно надоедал таксист: «Ребята, скажите, ну сколько вы зарабатывае­те?» – «Полторы тысячи долларов», – ответил один из нас. «Но вы же в рублях получаете, в рублях же?» – не унимался водила. «В рублях», – под­твердил коллега. «А‑а, в рублях. А кому нужны эти деревянные». Тот парень так и не поверил, что в современной России в любое время суток можно поменять доллары на рубли, а рубли на доллары. А в принципе хорошо, что не поверил. Это у него защитная реакция. Он оттуда уезжал за джинса­ми, магазинами и свободно конвер­тируемой валютой. Пусть думает, что больше таких благ нигде нет. Пусть думает, а то с ума сойдет.

*